Толстиков Владимир Владимирович
Воспоминания предоставлены вдовой ветерана Толстиковой Ириной Яковлевной.
Итак, 1 сентября 1939 года я поступил в МАДИ и начал учиться на 1 курсе авто-конструкторского факультета. Учеба мне давалась легко. В институте было много выдающихся ученых: академик-автомобилист Чудаков, профессор математики Бесонов и другие. Жил я в прекрасном общежитии на Софийской набережной напротив Кремля, там же была хорошая столовая в подвале. Вообще всё мне нравилось, и я был доволен.
Конечно, небольшая студенческая стипендия не позволяла сытно питаться, но мы студенты каждую субботу-воскресенье подрабатывали на товарных станциях разгрузкой вагонов. Однако, счастливая студенческая жизнь длилась недолго. Вышел Указ Верховного Совета о призыве всей молодежи в армию с 18 лет (ранее было 21 год), в том числе и студентов ВУЗов I и II курсов.
В октябре 1939 года меня призвали в Красную Армию и я попал в школу младших авиационных специалистов – ШМАС, в местечко Едрово, вблизи станции Бологое. Профиль моего обучения – стрелок-радист на бомбардировщиках, В службе мне повезло. Вся эта школа была укомплектована московскими студентами. А это значит – быт, нравы, моральная атмосфера были наполнены знакомым студенческим духом.
К сожалению ввиду войны с финнами наша учеба была сокращена до трех месяцев, и мы в начале января 1940 года получили громкое вновь введенное звание – сержант ВВС (три сокола – три треугольника на петлицах и летающая птица на рукаве гимнастерки).
Я получил назначение на СБ в 24 авиационно-бомбардировочный полк, находящийся в местечке Кречивицы, вблизи Новгорода на реке Волхов. Полк готовился к боевым действиям с Финляндией.
15 января мой самолет в составе полка сделал свой первый боевой вылет. Мы бомбили Хельсинки. ПВО финнов была сильнее, но финских истребителей было мало. В воздухе наша авиация имела полное господство. Зато наши наземные части несли чудовищные потери.
Финские лыжники были прекрасно обучены, одеты были легко, но тепло (всё бельё было шерстяное), имели автоматы, которых у нас не было, и расправлялись с нашими войсками как хотели. Хотя финских дивизий было всего 5, а наших – 50 дивизий, в 10 раз больше, но потери мы несли неслыханные. За 3 месяца войны мы потеряли около 1 млн. убитых, раненых, пленных, обмороженных (была жутко холодная зима 40-50° С), а финны потеряли в 100 раз меньше. Эта война была грозным предупреждением, что Красная Армия не способна воевать, тем более с такой страной как Германия.
Курсант авиашколы Толстиков Владимир
За мужество и отвагу в боях с белофиннами меня наградили медалью «За боевые заслуги». Это была моя первая боевая награда.
Осенью 1940 года наш полк перебазировали ближе к границам, в город Бобруйск. Всё более усиливались слухи о близкой войне с фашистской Германией.
Из Севастополя мне часто писала мамочка, иногда Алла. Мама очень страдала страдала от болей рака желудка. 20 июня 1941 года наша незабываемая мамочка скончалась. Бедняжка Аллочка осталась совсем одна, без всяких средств к существованию.
С началом войны я потерял всякую связь с осажденным Севастополем. Мои сведения о сестре полностью прекратились.
Итак, наступило раннее утро 22 июня 1941 года.
Тот самый длинный день в году
С его безоблачной погодой.
Нам выдал общую беду
На всех, на все четыре года.
ВОЙНА!
Сержант ВВС в Финской войнеТолстиков В. В. Февраль 1940-го года, Карельский фронт
Война для меня наступила в 2 часа утра 22 июня. Полк был поднят по тревоге, и в 3.30 всем полком мы были в воздухе, взяв боевой курс на Запад, к реке Буг, чтобы бомбить переправляющиеся танки фашистов. Мы прицельно сбросили бомбы на противника, но на обратном пути нас настигли немецкие истребители «Мессершмидты», а мы шли без всякого прикрытия своих истребителей, и «Мессершмидтам» удалось сбить половину самолетов нашего полка. В числе сбитых самолетов был и мой самолет. Правда, мне и штурману удалось выброситься из горящего самолета, благодаря героизму нашего командира, который спасая нас, сам несчастный сгорел в машине. Около 200 километров я со штурманом пробивался к своим. Благо, что мы были на своей территории. Придя в полк, там было всеобщее смятение и тревога. Истребителей не было, их немцы уничтожили на аэродроме. Наши тихоходы СБ (300 км) не в состоянии защитить себя от вражеских истребителей. Выход один – летать только ночью, но и ночным полетам большинство наших летчиков не были обучены.
А положение на фронтах – ужасное. Наша армия отступала по всему фронту. За 10 дней войны мы оставили Прибалтику, Белоруссию, значительную часть Украины, Молдавии и в начале июля немцы вышли на московское направление, взяв Смоленск. Такое поражение и таких потерь мы еще не знали никогда.
В июле весь оставшийся летный и технический состав полка был отправлен в Москву для получения новых пикирующих бомбардировщиков Пе-2.
Я все еще не мог прийти в себя, видя такое ужасное поражение своей армии, однако это была общая беда для всех, беда всей нашей страны, а вот личного ощущения этой трагедии войны в своем сердце, в своей душе я еще не ощущал. И вот здесь, в Москве, в один из дней пребывания я воочию почувствовал весь ужас проходящей войны.
Наш полк получил новые самолеты Пе-2 и через неделю должен был отправиться на фронт. Накануне отлета нас отправили в последний патрульный наряд по Москве. Я с группой своих товарищей был послан на Речной вокзал, где мы должны были обеспечивать порядок среди эвакуировавшихся на пароходах. Весь день я видел что творилось в Москве, метро работало с перебоем, транспорт стоял, магазины закрыты, их пытались разграбить, по городу распространялись страшные слухи, была некоторая паника – вообще настроение в столице сложное. В 3 часа ночи, в абсолютной темноте, отходил от пристани, перегруженный до предела теплоход. И тут раздался страшный вой, лай, стоны бедных, несчастных, оставленных своими хозяевами собак. Их было несколько десятков, мечущихся по пристани – и огромные псы и маленькие щенята. Мои нервы не выдержали. Я был уже днем расстроен всем, что я видел на улицах Москвы, но то, что я увидел здесь – я наконец представил весь ужас происходящей войны и я заревел, как эти бедные животные, и вместе с ними страдал и мучился в нашей страшной военной действительности.
Через два дня мы в составе группы из 10 самолетов Пе-2 вылетели на фронт, в Ленинград.
Этот громадный город был полностью блокирован, окружен. Для наших самолетов еле нашли небольшую посадочную полосу, и мы около месяца вылетали на бомбёжку вражеских позиций. К концу ноября все машины были повреждены. Оставшееся в живых, здоровому летно-техническому составу вручили автоматы и направили на окраину города, защищать его.
Город находился в ужасном состоянии. По существу, никакого продовольствия, не говоря уже о топливе, в Ленинград не поступало. Голод косил всех: и мирных жителей, и нас военных – его защитников.
Хлеб, только хлеб был основой всей жизни. Мы получали в начале декабря 1941 года бидон с мутной водой – это помои от мытья посуды и котлов в кухне и по две ложки каши, не то овсяной, не то перловой, вместе с опилками и 250 граммов хлеба – всё, на сутки.
В те дни все понимали одно: трёхмиллионный город умирает голодной смертью.
